Автор: Сергей Болотников
Название: Ночь бега

Станислав торопливо шел по влажной мостовой, стараясь держаться тени деревьев, а нечто бесформенное неотступно следовало в полуквартале сзади.
Стояла весенняя ночь, одна из последних холодных и сыроватых ночей мая. Как раз перед тем, как озверелая зелень разорвет сдавливающие ее почки и рванется в рост, наполнив воздух благоуханием свежих листьев. Перед тем, как окончательно потеплеет, и люди, живущие в этом огромном кирпично-плитовом муравейнике, станут открывать окна и форточки, не столько стремясь выпустить накопившуюся в помещении духоту, сколько почувствовать этот сладкий и прогоняющий сон аромат молодой зелени. Это хорошее время, если только не идут затяжные дожди.
Скоро асфальт подсохнет, приобретет чистый серый цвет, еще не запыленный, и в прозрачном весеннем воздухе далеко будут разноситься звуки шагов припозднившихся прохожих. Шаги да постукивание колес электричек с далекого вокзала. Такая слышимость бывает лишь ранним летом или поздней весной.
А потом весна пройдет. И наступит угар жаркого лета, когда листья огрубеют, потеряют нежно-зеленую окраску, а пыль будет собираться в неприглядного вида комочки и проноситься через мостовую, скапливаясь у грязных тротуаров.
Впрочем, о таком лете в конце мая не вспоминают. Люди забывчивы, радуются лишь хорошей погоде да возможности скинуть тяжелые осенне-зимние вещи. И еще вдыхать странный, словно напоенный жизнью воздух.
Это будет. А сейчас начало мая, и неряшливая дымка заслоняет мерцание звезд. Пронизывающий не по-весеннему ветер лихо налетает из-за угла, пытается прорваться через теплую одежду, выстудить, охладить, сровнять с температурой асфальта вокруг. Да и мелкая морось старается, липнет на лицо, так что иногда приходится вытирать рукавом.
Хотя, возможно, это испарина. Станислав не чувствовал холода, ему было жарко, и все оттого, что он прибавлял и прибавлял шаг, наблюдая, как его тень причудливо искривляется под мертвым, синим светом ртутных фонарей.
Прохожих не было. Такая ночь, что гулять не хотелось. Промозглая сырость сразу добирается до нутра, гонит обратно в теплую квартиру. Ах, если бы был камин. Кому нужна такая ночь для прогулок? Легкий зимний реванш на пороге тепла.
Асфальт мокро поблескивал. Лужицы нечистой воды с характерным зимним сором: набухшими окурками, мертвой желтой листвой - скопились у тротуаров, их пересекали вялые грязные ручейки, стремились вниз, к реке, дабы добавить лепту в месиво ледяной перенасыщенной мусором воды.
Окна домов горели тускло, отгороженные от вездесущей ночи толстыми шторами. Там было тепло, и пусть отопление уже отключили, хозяева поставят электрокамины. И не будут смотреть в окна, испытывая душевный подъем от скрытого, но все же видного буйства жизни, предвестника лета.
Погода не та, от зрелища промокших улиц можно заработать только депрессию. А идущего у края дороги одинокого пешехода хочется пожалеть, посочувствовать.
Станислава было за что пожалеть теперь. Он и сам себя жалел, невнятно бормоча себе под нос:
- Почему со мной? Почему меня? - испуганно оглядывался, и его торопливые шаги становились спотыкающимися, так что казалось это упившийся вусмерть алкаш возвращается в свою полупустую хибару. Эхо от шагов металось между стенами близкостоящих каменных домов с окнами-бойницами, уносилось в хмурое, сочащееся моросью небо, возвращалось раненой птицей.
Кроме звука шагов Станислава, было тихо. Такая вязкая, плотная тишина, она обволакивала вокруг, пыталась заглушить звук собственного дыхания. Враждебно смотрела из-под низких подворотен.
Впрочем, тишины для одинокого путника как раз не было. Для него существовали голоса.
А то, что шло за ним, передвигалось абсолютно бесшумно.
Голоса были рядом, они были с ним и внутри него. Голоса пели, кричали и наполняли ночь безумными воплями. Они появились внезапно и теперь не собирались пропадать:
«Слушай!».
«Да, слушай нас. Нас тут много, мы все здесь, все с тобой».
«Внимай, ибо ты избран».
«Да, избран. Теперь ты идешь. А оно идет за тобой».
«Оно настигнет тебя».
«А может, и нет... все зависит от тебя».
«Только от тебя самого».
Станиславу хотелось кричать. Хотелось давно, но он только сжимал покрепче зубы и молчал. Когда началась она, это ночная гонка, из-за которой он вынужден торопливо идти пустынными улицами, пугливо оглядываться и двигаться в сторону центра города, вместо того чтобы подойти к своему подъезду.
Сначала он не хотел обращать внимание на голоса. Пытался как-то объяснить, понять, откуда взялись эти нашептывания. Смотрел вверх, надеясь, что они несутся из открытого окна.
Но, нет. Голоса были с ним, теперь они были едины, и игнорировать их было нельзя.
Да, он мог поверить, что сходит с ума. Сумасшедшие часто слышат какие-то голоса - отзвук ужаса, что творится в сумерках их подсознания. Но эти голоса говорили ему правду.
«Оно идет», - говорили ему.
«Идет за тобой. Оно не торопится».
«Ему некуда торопиться».
«Оно догоняло уже сотни таких, как ты».
«А что было потом, тебе лучше не знать».
«Да, не знать».
Станислав тряс головой, зажимал уши, но голоса и не думали исчезать. Они прочно поселились у него внутри.
Голоса были разные. Мужские и женские, надтреснутые старческие и звонкие детские. Они звучали непрерывным говором из каждой подворотни, из каждого окна и говорили одно и то же:
«Торопись, если не хочешь, чтобы оно тебя догнало».
Он не верил. Но когда в следующий раз пересек конус света от фонаря, оглянулся. Оглянулся с каким-то непонятным чувством. Он сходит с ума? Оборачивается, потакая голосам у него в мозгу. Зачем?
А потом он увидел тот неясный черный силуэт. Без сомнения, он был реален и проскользнул по самому краю светового пятна, так что нельзя было заметить его очертаний.
Так, словно он комфортно чувствовал себя только во тьме.
Не он - ОНО.
«Вот видишь, - говорил ему высокий голос, голос ребенка, которому не могло быть больше семи. - Ты не верил, а Оно существует».
«Да, - соглашался с ним басовитый мужской голос. - Ему наплевать, веришь ты или нет. Оно все равно догонит тебя».
Станислав не верил, оглядывался еще дважды. Тень была позади, Оно не догоняло, но неотступно следовало за ним, так что, проходя под очередным фонарем, он видел неясный чернильный силуэт.
Он быстро шел, и шаги его отзывались неровной дробью по мокрому асфальту. Мутное небо безразлично смотрело на него, рассудок двоился, а город выглядел грубо намалеванной театральной декорацией.
В какой-то момент ему показалось, что Оно стало ближе. Станислав прибавил шагу и под постоянный аккомпанемент голосов свернул на боковую улицу, чуть шире той, по которой шел до этого. Он надеялся, страстно желал, чтобы чернильная тень оказалась случайным прохожим, который пройдет по той улице дальше. Но, нет, в какой-то момент он обернулся и усмотрел все ту же чудовищную тень, скрывающуюся во тьме под низкими декоративными городскими деревьями. Не совсем скрывающуюся, а так, чтобы Станислав видел, что он по-прежнему не один на блестящей предвесенней улице.
«Ты думаешь, оно отстанет? - спросил голос, на этот раз степенного старика. - Не надейся. От него можно убежать, но не так».
Станислав мотнул головой. Это дурной сон, кошмар, и он только что повернул на улицу, ведущую прочь от дома.
А оно было этому радо и все также держалось в полуквартале позади.
На лбу выступила испарина, он стал спотыкаться, а мысли безумным, сорвавшимся с цепи роем вились в голове. Он пытался собраться, посмотреть трезво, но не мог. Потом споткнулся и упал, с плеском погрузив руки в зловонную ледяную лужу.
Позади оно ускорило шаг.
Всхлипывая, Станислав поднялся и поспешил вперед, пока снова не зашагал быстрым спотыкающимся шагом.
«Торопись», - сказали голоса.
- Кто вы! - простонал идущий, задрав голову к затянутым тучами небесам. Звезды мутными незрячими бельмами смотрели на него. - Кто вы, черт возьми?!!
«Мы здесь», - сказали ему.
«Давно здесь».
«Но ты нас узнаешь. Ты даже видел когда-то некоторых из нас».
- Кого!? - спросил он. Оглянулся, увидел маслянисто-черную тень.
«Меня, и его, ты встречал нас в толпе, только тогда у нас были лица».
- Вы люди?!
Далекий смех, похожий на шелест. Тихий плач.
«Уже нет. Но зато мы здесь. В этом городе. Нас много, просто никто нас не видит. Почти никто».
Сквозь мутную дымку проглянула луна - белесый круг, без намека на рельеф. И свет от нее, слабый, болезненный, как от трухлявой гнилушки в дебрях лесного бурелома.
- Так кто же вы? - спросил он. Сознание мутилось, мокрый асфальт качался перед глазами. Сердце бешено билось.
«Ты поймешь», - сказали ему, - или уже понял».
- Нет!! - выкрикнул он. Эхо заметалось между домами, а потом пришла тишина.
«Вот этот столб. Он покосился, - сказал ему тихий баритон. - Я ехал слишком быстро на своей машине. И я был пьян, так что едва удерживал руль. Я вылетел через лобовое стекло. Говорят, что пьяные не чувствуют боли. Но какая была агония от разорванной селезенки. Я умер от болевого шока».
Станислав всхлипнул, шатнулся от столба с выщерблинами на уровне пояса.
«А я никогда не водил машину, - сказал голос ему. - Я боялся ее водить и всегда осторожно переходил улицу. Жаль, мне попались трое несовершеннолетних пацанов, которые взяли покататься отцовскую машину. Я умер в больнице, когда бригада врачей пыталась вернуть меня к жизни».
Идущий невидяще смотрел вперед, он прошел по улице, повернул на проспект.
«А вот здесь, - сказал ему новый голос, - вот здесь я шел по тротуару. Я не боялся, я вообще мало чего боялся. Но кто мог предотвратить кусок льда, свалившийся с крыши. Раз, и нет полголовы».
«Веришь?».
- Нет!! - выкрикнул Станислав.
«А меня укусила бешеная собака. Вон там, в подворотне. Я жил там когда-то. Маленькая шавка с пеной на морде. Как меня корчило».
Голоса звенели в голове, перечисляли несчастные случаи, указывали места, и идущий пугливо шарахался от них. Он все чаще оборачивался и смотрел на темный ужас, равнодушно следующий позади. Знающий, что когда-нибудь догонит.
«Здесь я прыгнул из окна, я не любил жизнь».
«Здесь дряхлая арка обрушилась на меня. Тонны камня».
«А меня зарезал свихнувшийся наркоман. Я ничего не сделал, просто попался ему на пути».
«А здесь... здесь... здесь я поскользнулся и сломал шею. Глупо, но бывает... а тут».
Сотни и сотни смертельных случаев выливались на Станислава. Большой город пестрит ими, трагичными, глупыми. Обыденными и серыми.
«Я траванулся паленой водкой и умер вот тут, у подъезда. Прохожие обходили меня, думали, я пьян. А я уже не дышал. Веришь в это?».
«Веришь? Веришь?!».
- Да, - проскулил он и заметил, что навстречу ему идет человек. Обычный прохожий, в темной болоньевой куртке. Руки в карманах - холодно.
- Стойте! - закричал Станислав и кинулся к нему, - стойте!!! - его шаги стучали по асфальту прерывистой дробью, плескали мелкие лужицы.
Прохожий увидел его, секунду смотрел, а потом обратил внимание на то, что двигалось за ним. Человек глухо вскрикнул и бросился прочь, оставив на грязном асфальте полиэтиленовый пакет с рвущейся ручкой.
- Да стойте же! - слабо вскрикнул Станислав, но человек не остановился, а только прибавил скорости. Сам чуть не упал, а потом нырнул в проходной двор - темный, без единого фонаря, и как растворился. Пакет сиротливо остался лежать на дороге.
Станислав заплакал, повернулся и зашагал дальше по улице, зная, останавливаться нельзя.
- Что вы хотите? - спросил он пустынную улицу. - Что вам от меня надо, гнусные мертвецы?
«Ничего к тебе лично, - сказал суровый хриплый голос. - Тебе просто не повезло».
«Так бывает...» - добавил другой.
«Да, так бывает, - подтвердил первый. - Знаешь, раз в год приходит ночь. Темная и сырая, а иногда теплая и пропитанная запахами весны. Неважно. Она всегда есть, и отменить ее нельзя».
«В эту ночь мы устраиваем гонку», - произнес голос пропойцы, сиплый, так что почти нельзя разобрать слов.
«Гонку... - прошелестел еще кто-то, - гонку....».
«Да, гонку, - согласился суровый. - Это наше единственное развлечение».
«Единственное».
«Выбирается человек. Случайно, и мы разрешаем ему услышать нас, наши голоса. Ведь... все-таки здесь так пусто... так одиноко».
«Плохо не иметь тела», - сказал чистый тенор.
«И приходит оно...».
- Кто оно? - спросил Станислав, голос его дрожал, а ноги начали гудеть от быстрой ходьбы.
«Мы не знаем, - смешок. - Оно всегда приходит в эту ночь».
«Да, оно приходит. И оно начинает охоту».
«Оно не с нами».
«Но если оно тебя догонит, то ты окажешься среди нас».
- Я не хочу! - плачуще сказал Станислав, - не хочу к вам!
Смех со всех сторон, похожий на шелест крыльев тысячи птиц. И ватная тишина не заглушает голосов в мозгу.
«Здесь не так уж плохо, - утешил его женский голос, - остановись и дай себя догнать».
Станислав качнул головой. Нет, только не к ним, к этим растворенным городом душам. Не к этим бестелесным голосам.
«Сегодня как раз такая ночь, - сказал суровый, - тебя выбрали, и теперь в твоих силах уйти от того, что тебя преследует».
- Вы поможете мне?
«Нет! - ответ последовал незамедлительно. - Но и мешать тебе мы тоже не будем. Все в твоих силах».
И голоса снова зашелестели вокруг, вещая, объясняя, запугивая и подбадривая. Теперь уже тише, на полутонах.
Адская ночь. Равнодушная луна в холодном небе, уходящая вдаль улица, поблескивающая от дождя и хранящая в себе следы насилия. И надо бежать, потому что тому, что идет позади, чуждо само понятие усталости.
- То, что вы говорите, - сказал он, задыхаясь, - это правда?
«Правда, - сказали ему. - А хочешь, остановись и узнаешь».
Он мотнул головой. Значит, ночь? Топкая весенняя ночь, когда бестелесные голоса, которые были людьми, устраивают безумную гонку. Раз в году.
- Эй, - сказал он, - а много из вас таких, которые проиграли в этой гонке?
Молчание. Темная фигура сзади, от нее не убежишь, но спрячешься в тени. Затем один из голосов:
«Я...».
Потом другой:
«И я».
«Я тоже... и я проиграл... я... тоже».
Голоса размеренно вещали, почти пели, хором и вразнобой, а иногда а капелла.
«Мы проиграли. Меня поймали ночью. Только тогда было тепло и в роще пел соловей».
«А у меня еще лежал снег. И я не успел, и оно меня настигло, теперь я здесь. И мы ждем тебя...».
Он почти бегом пересек площадь. Остановился, тяжело дыша. Вокруг сизый город, массивный и равнодушный, и почти все окна темны. Городу наплевать, он умеет хранить тайны и чужие секреты. В городе можно сгинуть, пропасть и раствориться. И лишь безмолвные голоса, его жертвы, знают о городе все.
И расскажут. Расскажут, можно не сомневаться. Стоит лишь очутиться среди них. Дать себя настигнуть.
Сознание плыло. Одежда стала мокрой от пота. На брюках налипла неряшливая весенняя грязь. Он смотрел назад, туда, откуда только что пришел.
Секунду там было спокойно, а потом темный силуэт отделился от тени старого тополя и стал обходить площадь по периметру, дразнясь и пугая. Оно.
Станислав повернулся и быстро пошел в глубь очередной улицы. Звезды тускло блестели из луж.
Теперь он шел ровно, не обращая внимания на голоса. Теперь он сам говорил, невнятно и плачуще. Он умолял, утверждал, грозил. И сетовал на судьбу.
- Но почему? - говорил он, быстро шагая у тротуара, - почему со мной? Почему я? Почему?..
Вопросы. Вечные человеческие вопросы. Почему со мной? Мы часто так говорим. Для нас это всегда открытие. Мы ведь не верим, что с нами может произойти что-то плохое. Не можем представить. И когда это плохое происходит, для нас оно является шоком. Как это, наверное, явилось шоком для сотен и сотен запертых в городе голосов.
Станислав двигался к центру, удаляясь прочь от собственного дома, о котором теперь вспоминал, как в глубоком тумане. Шел и бормотал. А то, что шло за ним, двигалось молча. Оно не спешило. Оно никогда не спешило. И голоса, которые когда-то были людьми, смогли бы это подтвердить.
«Смотри, - сказали ему однажды. - Оно уже рядом», - и он в страхе обернулся и увидел черный силуэт в двух десятках шагов.
Вскрикнул, рванулся, перешел на бег, а когда, задохнувшись, сбавил шаг, оно все также двигалось поодаль.
- Играет, - подумал Станислав. - Тварь!
Гонка, безумная гонка по улицам города. Гонка среди тысяч живых людей, которые не замечают или не хотят замечать того, что творится у них под окнами. Это и было самое страшное: не в диком лесу, не в степи и полном безлюдье. На улицах города, таких знакомых, там, где прожил всю свою жизнь, теперь вынужден бежать, скрываться, и никто не выйдет ему навстречу.
Совсем нет машин, нет людей. Слишком длинные улицы, атмосфера бредового сна.
- Почему со мной? - шептал Станислав.
«Тебе повезло, - сказали голоса, - ведь эта честь дается немногим».
«Честь быть дичью...».
Пот заливал глаза, немилосердно щипал, но Станислав не думал останавливаться. Он увидел киоск, приютившийся на углу здания. Яркий свет неоновых ламп, красивые этикетки заграничных напитков. Может быть, там помогут, спасут от безмолвного черного ужаса за спиной.
Он кинулся к киоску, стал дико стучать в окошко, что-то несвязно кричать. Потом пару раз толкнул его. Наклонился, заглянул внутрь:
Чистое пустое помещение. Картонные коробки в углу.
Дверь, распахнутая в дождливую тьму.
«Он, кажется, выдыхается» , - кто-то из голосов.
Станислав кивнул. Пошел прочь от киоска, пока Оно не настигло. Потом резко кинулся в ближайший двор, выскочил на соседнюю улицу. Позади во тьме что-то блеснуло, и он поспешно пошел прочь, по середине дороги, аккуратно ступая по потрескавшейся от времени разделительной полосе.
- Бредовый сон, - думалось ему. - Это похоже на один из тех кошмаров, что я видел в детстве. За тобой кто-то идет. Кто-то страшный, а ты не видишь его лица. И ты не можешь бежать.
Он усмехнулся. Помнил, что как-то раз, не выдержав повторяющегося кошмара, обернулся и метнулся навстречу монстру. Первый раз в жизни, изменив собственный сон. Больше тот кошмар ему не снился... пока не пришла эта ночь.
Может, стоит так сделать. Обернуться и кинуться чудовищу навстречу. Может, тогда он проснется?
«Это не сон, - сказал какой-то голос. - Но можешь попробовать».
Идущий зло усмехнулся:
- Нет, не получите, до поры до времени.
Ночь была бесконечна, как бесконечны ложащиеся под ноги улицы. Бесконечны, как и положено быть кошмару.
Вот только в кошмаре не колет в боку, не подгибаются ноги и пот не заливает глаза, делая все размытым и нечетким. Как делают нечеткой дождевые облака весеннюю полную луну. В кошмаре нет голосов, этих незримых ехидных судей, наблюдающих за тобой и, может быть, делающих ставки.
Пошел мелкий дождик, зашелестел по асфальту, слегка заглушая голоса. Станислав топал по центру города, по узким в две полосы улочкам, дико заглядывал в сочащиеся тьмой подворотни. И если бы кто-нибудь выглянул в окно в этот полночный час, он бы увидел только грязного, пошатывающегося пьянчугу, коих сотни в чреве любого большого города.
Мы не замечаем творящиеся под носом чудеса и, что самое неприятное, кошмаров не замечаем тоже.
Шелест дождя, шаркающий звук шагов, тяжелое, затрудненное дыхание. Гонка. Преследование. Из-за пелены дождя теперь доносятся чуть слышные шаги, монстр больше не идет бесшумно.
- Устает ли он? - подумал идущий, и вокруг сразу же загалдели голоса:
«Нет!».
«Нет, ты не можешь даже так думать».
«Не должен. Оно не устает, оно бессмертно!».
«Беги, спасай свою жизнь!».
- Молчите, - рявкнул Станислав. - Тихо!!! - и голоса замолкли.
Остались лишь слабенький дождь, смертельно усталый человек и то, что шло за ним.
Он шел, не обращал внимания на дождь, что тонкими холодными струйками стекал за шиворот.
Сквозь шум дождя неожиданно уловил новый звук. Шум мотора, а секундой позже на параллельной улице промелькнули красные габаритные огни.
- Машина? - подумал он. - Машина! Там!
Едет по параллельной улице, впереди перекресток. Выбежать, помахать руками и нырнуть в теплое, безопасное нутро. Прочь, прочь от черного ужаса за спиной.
Отринув усталость, он побежал. Лужи брызгали у него из-под ног, струи дождя падали на лицо. Он бежал неожиданно быстро, суматошно размахивая руками, не обращая внимания на жуткую боль в боку, на стремительно бьющееся сердце. На тьму в глазах.
И одновременно скорее почувствовал, чем услышал: идущее позади тоже перешло на бег.
Они неслись вдоль улицы, асфальт больно бил в подошвы, дыхание вырывалось уже с хрипами, но ноги несли вперед, несли так быстро, как никогда он не бегал в течение всей жизни.
Человек, убегающий от смерти. Впору рисовать таких на старинной гравюре.
Оно - черная тень позади, догоняло. Чуть слышный стук, все ближе и ближе, нет сил обернуться. Глаза вытаращены, рот полуоткрыт, безумие на лице. И все же Оно все ближе. Легко и без усилий настигает уставшую жертву.
«Догонит... - звенели голоса. - Догонит...».
Между ними осталось три метра - почетная жертва и его ночной хищник. Казалось, он чувствует горячее дыхание, азарт и ярость чудовища.
В секунды они достигли перекрестка. Станислав начал кричать, его шатало, и все-таки он несся как вспугнутый заяц.
Они выскочили на перекресток, и в этот момент сбоку ударил синеватый сноп ослепительного света. Станислав полуобернулся и успел увидеть стремительно надвигающиеся два круглых яростных глаза.
Пронзительно заскрипело - резкий звук, от которого заныли зубы. Глаза сместились и исчезли из поля зрения.
Глухой удар, короткий задушенный вскрик. Скрип оборвался, и тут Станислав, запнувшись, грянулся оземь.
Удар, от которого захватило дух. Он проехался по шершавому асфальту, ободрал руки, лицо. Замер, только грудь ходила ходуном. Секунду ему казалось, что он вот-вот испустит дух, но потом сердце чуть успокоилось, и осталась лишь вселенская боль во всем теле.
Кругом стала наползать чернота.
- Эй, - нервно сказал человеческий голос над ним, - ты живой или нет?
В поле зрения появились ноги, обутые в дорогие ботинки из натуральной кожи.
- Я говорю, живой? - повторили вопрос.
Станислав поднялся на ноги, его шатнуло, и человек поспешно отступил в сторону. Безумными глазами бежавший огляделся вокруг.
Холод, дождь, звезд не видно. Мертвые дома вокруг. Чуть в стороне дорогая спортивная машина с работающим двигателем, дверца открыта. Яркий свет галогеновых фар, а в их свете...
Он качнулся, уставился на водителя машины безумным взглядом, так что тот испуганно отшатнулся.
- Кто? - спросил Станислав хриплым голосом.
- Да я не знаю, - сказал водитель поспешно. - Это ты должен знать. Он же за тобой бежал.
Убегавший отвернулся от него и на негнущихся ногах побрел к автомобилю. Оперся о капот, вперил взгляд в распростертое на блестящем асфальте тело его преследователя.
Человек. Лет тридцати, массивный, в черной кожаной куртке. Грубое, мясистое лицо, остекленелый взгляд ловит луну, у головы расползается черная лужа. Кровь смешивается с грязной водой и стремится к решетке канализации.
Оно...
«Ты победил», - сказал голос у него в голове.
«Победил...» - эхом отозвались другие.
- Но как, - выдавил Станислав, - оно...
«Мы расскажем тебе, - произнесли голоса. - Мы расскажем тебе все. Его нет. Чудища не существует. В Беговую ночь берется два человека, а не один. Только тебе сказали, что за тобой идет тварь из тьмы, а ему, что эта тварь - ты и ее надо догнать, чтобы остаться в живых. Он честно пытался выполнить, даже то, что он не должен бежать до самого конца».
Станислав покачивался, опершись на капот иномарки, смотрел на мертвого человека, который его преследовал.
- Эй, - произнес сзади водитель, - тебе еще повезло, что я отвернул. Мог и в тебя влететь.
«Ты победитель, - шептали голоса. - Теперь ты вернешься домой и все забудешь. И эту гонку, и этого человека. Может быть, будут сниться кошмары. А может, не будут. Смотри, победителю дается жизнь. Но МЫ никогда не остаемся без добычи. Для того она и есть, эта ночь Бега. Прощай». - Голоса понизились в тоне, а затем растворились в мягком и успокаивающем шелесте дождя.
Глядя на тело своего преследователя, Станислав закричал. Почти завизжал, с тоскливыми жалобными нотками, как избитая собака. Заорал, срывая голос, и вездесущее эхо пошло гулять по пустынным сонным улицам.
Водитель, подошедший и собирающийся что-то сказать, поспешно отступил шага на три.
А вездесущий город, глядя на безумную жертву своих забав, ухмылялся.

Автор: Дмитрий Ахметшин
Название: Заблудившиеся, или Всего лишь умереть

Незаметная черта, за которой кончаются возделываемые человеком земли и вступает в права лес,
осталась позади. Тропка стыдливо закрылась листьями, молодая поросль с любопытством цепляется за
отвороты одежды, лезет в карманы. Максим, светловолосый мальчуган лет одиннадцати, выломал прутик
и отсекает со встречных кустов торчащие во все стороны листья. Девочка, идущая следом, увернулась от
взлетевшего прута с тем, чтобы чуть не ткнуться носом в клубок колючих кустов. «Конский хвост»
хлестнул по плечам.
- Максимчик, прекрати! Еще в глаз ткнешь! Если не себе, то мне - точно.
Максим показал язык.
- Ты мне не мама, Елка.
- Я старше, - возразила девочка.
- Подумаешь, на год, - привычно-уныло возразил Максим.
Дети только вырвались из цепких лап бабки, которая перехватила сразу у пикапа и не отпускала
добрых два часа, если не больше. Она теперь занималась родителями, и Йоле немного жалко маму с
папой.
Если оглянутся, еще видна деревня, сонная, как прибитая дождем муха. Там они тоже не задержались, а
сразу вышли на околицу. Только здесь густой дух леса окончательно выбил из одежды запах машины и
городских улиц.
- Эй, вы двое! - хрипло закричали за спиной. - Что вы тут делаете?
Дети вздрогнули, Максим втянул голову в плечи, как будто его застали за швырянием в окна комками
снега. Но тут же расслабился, увидев спешащего к ним от деревни мальчишку.
- А, привет, Дик.
Дик - единственный их возраста, кто встретился в деревне. Йола кривилась, глядя на заплатанную
куртку и торчащие махрами карманы, но мальчуган оказался не по годам серьезным.
- А вы нормальные, - криво улыбнулся тогда мальчик. Кажется, он умеет улыбаться только так -
искренне, но с какой-то хитрецой. - Не то, что другие городские. Да и наши тоже - только и делают, что
курят да пьянствуют.
Максим, тот и вовсе смотрит на нового друга с раскрытым ртом и восхищенными глазами.
Дик догнал их, уголки рта озабоченно опущены.
- Здесь нельзя гулять одним... и вообще гулять. Опасно.
Он так уморительно-серьезен, что Йола не смогла сдержать улыбки.
- Это всего лишь сказки, - беспечно отмахнулся Максим. Сестра перевела насмешку на него.
- Кто бы кулером жужжал, Максимчик. У тебя коленки дрожали, когда бабушку слушал.
Дик вышагивает рядом, вертя на пальце брелок в виде перочинного ножика и рассеянно вслушиваясь в
спор. Они углубились в чащу, деревня скрылась за густой зеленью.
- Она говорит как-то страшно. Подвывает, как в том фильме про мертвецов, - начал было
оправдываться брат. Увидел, что улыбка Йолы стала шире и огрызнулся: - Ты сама, Елка, с открытым
ртом сидела.
Йола собралась что-то возразить, но поймала встревоженный взгляд Дика и повернулась к брату
спиной.
- Так все эти сказки правда?
Мальчишка пожал смуглыми плечами.
- Может, и нет. Я сам здесь часто гуляю. Но мама говорит, мы здесь все свои. А вот чужих лес не любит.
Мама рассказывала, десять лет назад сюда браконьеры приезжали.
- Зверей стрелять - это подло, - дернула щекой Йола.
- Только никого они не убили, - сказал Дик. - На следующий же день умотали обратно - как были, в
мокрых штанах. Деревня потом неделю воняла.
Йола состроила гримаску, Максим захихикал. Дик помахал сложенным ножиком.
- А у одного вообще крыша поехала. Его так здесь и бросили, до сих пор где-то шатается.
Смех оборвался. Йола и Максим переглянулись. Девочка вспомнила пыльную дорогу, линялую
кочковатую ленту где-то между шумной автострадой и безмятежной сельской глубинкой, почти тем
светом. Родители пошли узнавать дорогу, дети в пикапе остались один на один с жарой и полупустой
бутылкой минералки. Внезапно Йола вскрикнула. Максим подавился насмешкой, во все глаза уставился на
нечто, отдаленно напоминающее человеческое лицо. Щека прижалась к стеклу, выделились синюшные
вены, зрачки в блеклых глазах плавают свободно, как листья в грязной осенней луже. Потом он исчез и
появился со стороны Максима. Мокро зашлепал по стеклу ладонями, губы что-то шепчут бессвязно и
жутко.
Когда вернулись мама с папой, нечто уже скрылось в паутине лесных тропинок и изуродованных
застарелыми следами шин дорог. А дети все еще старались унять предательски стучащие зубы.
- А кого они там встретили? - спросил с любопытством Максим. - Медведя, что ли?
Дик снисходительно на него глянул, прокашлялся.
- Ну да, белого. Прямиком с северного полюса. Вам что, не рассказывали?
Йола выпятила губу.
- Ну... бабушка говорила, что лес проклят и что сюда ни ногой. Но она такая древняя, не знает даже, что
такое компьютер!
- А что за проклятие?
Дик поколебался, потом махнул рукой.
- Да, чепуха. Я сам в него не верю. Говорят, здесь нельзя засыпать.
- А то что? - с напряжением в голосе спросил Максим.
Сестра хихикнула, хотя самой стало немного жутковато. Слова затронули в сердцах какие-то струны,
листва зашуршала под ногами тише, резче и внимательнее взгляды по сторонам, уши напряженно ловят в
сонном мотиве леса потусторонние нотки.
- А то вылезет какая-нибудь тварь из этих твоих комиксов, и...
Максим сказал насуплено:
- При чем здесь комиксы? Ты бы лучше эти свои японские мультики вспомнила. Я их, во всяком
случае, не смотрю.
Сестра тут же надулась.
- Мне кажется, пора возвращаться, - сказал Дик, тревожный голос оборвал спор, как удар топора по
натянутую веревку. Дети беспокойно огляделись.
Лес вокруг стал совсем диким, тропа расплелась, как коса, на многочисленные тропки. Ветки уже не
касаются ласково листьями, а цепляются за одежду, с корнем рвут волосы. Солнце взблескивает в
просветы крон все реже. Зато чаще бросаются под ноги кочки и замшелые пни.
- Мы и так уже забрели слишком далеко.
Он зашагал обратно. Йола заметила:
- Тебе не кажется, что мы пришли с той стороны? Я по солнцу смотрела.
- Глупая Елка, солнце же тоже движется, - сказал Максим просто, чтобы что-то возразить.
Очень скоро они поняли, что заблудились. Вначале безуспешно попытались найти тропу, потом пошли
в направлении, указанном Йолой, но бросили это занятие, когда на пути встали непролазные заросли
ежевики. Дик даже влез на дерево, но взгляд убегает по пористому зеленому ковру до горизонта и не
определить, в каком из просветов притулилась их деревенька. Когда просветы между кронами
заполнились чернотой, а Максим стал всхлипывать, Йола уселась прямо на землю и заявила:
- Никуда я больше не пойду. Давайте отдохнем хотя бы немного.
Максим плюхнулся рядом, запахнулся в куртку - от земли потянуло холодом. Дик выудил из кармана
сигарету, под неодобрительным взглядом Йолы закурил. Он больше походит на затравленного волчонка,
по ту сторону глаз плещется страх, а кулаки беспрестанно сжимаются и разжимаются. Максим верно
истолковал причину страха.
- А что будет, если здесь уснешь?
Дик вздрогнул, словно разбуженный комаром человек, взгляд стал осмысленным. Дернул щекой.
- Ничего. Просто старые сказки. Помогите мне собрать для костра ветки.
Однако Йола заметила, что движения порывисты, а зажечь спичку ему удалось только с пятой попытки.
Через десять минут мир сжался до треска костра, густого тепла и жесткой подстилки из сухих листьев,
щепок и репьев. Йола уснула сразу. Максим, убаюканный ночным стрекотом и треском веток, успел
увидеть, как в широко распахнутых глазах Дика играет пламя костра, как смялась под напряженными
пальцами сигарета.
Равнодушный утренний свет заставил разлепить веки. Подкралась сырость, защипала под ребрами.
Максим приподнялся, с одежды на холодную золу - костер потух уже давно - скатились капельки росы.
Зола и угли выглядят старыми и совсем холодны на ощупь, как будто костер здесь горел с неделю назад.
В стороне раздался крик Йолы:
- С ума сойти! Меня хоть выжимай!
- Зато теперь ты и правда на елку похожа, - съязвил Максим, отряхивая штаны.
Дик протирает глаза и озабоченно озирается. Максим спросил:
- С нами ничего не случилось?
- Ни фига себе не случилось! Вот простужусь в самом начале каникул...
- Считайте, что повезло, - Дик заметно успокоился. - Осталось только найти обратную дорогу.
- Мама с папой волнуются, - задумчиво сказал Максим. - Всю деревню на ноги подняли, они умеют.
Нас сейчас все ищут...
Дик покачал головой.
- Все наши до колик в животе боятся заходить вглубь леса.
- Значит, выберемся сами, - желчно сказала Йола. - Прикинемся зомбями, и... и покажем им, что значит
верить старым сказкам!
Вокруг все застыло, не колыхнется ни один листок, ни одна травинка, как будто боятся стряхнуть
капельки росы. Утро залило лес холодным светом, как будто над землей повесили огромную электронную
лампу. Стрелы света пробиваются сквозь полог листвы, дробят лес на лоскуты. Словно пока они спали,
сменили декорации и один лес заменили другим - из фарфора.
И тишина. Птицы здесь, наверное, имеют обыкновение спать до полудня.
Дик на свежую голову вспомнил направление, они двинулись гуськом, перебегая по мокрой земле с
одного светлого пятна на другое. По сторонам в переплетениях из таинственных растений и паутины
смотрит мрак, посверкивает в бусинках росы, в мокрых шляпках грибов по краям тропинки.
В одном месте рассыпались, выбирая, где можно обойти заросли. Ликующий крик Йолы заставил
вздрогнуть, мальчишки нашли ее на небольшой свободной от деревьев просеке.
- Смотрите, следы шин!
В сыроватую землю врезался рельефный след, по сторонам трава глубоко примята, виднеется
расплющенная шляпка гриба.
- Шипованные, - со знанием дела заметил брат.
- Недавно только проехали, - радостно сказала Йола.
- Куда проехали? - уныло спросил Дик.
Йола проследила взглядом и остолбенела. След заворачивает влево, где ощетинились иглами
нетронутые кусты. С другой стороны точно такие же заросли, и так же не примяты.
- Да он один! - добавил Максим, - кто-то проехал на одном колесе, как в цирке?..
- Скорее, прополз, - еще более убитым голосом сказал Дик. - Я, правда, таких больших змей не
встречал...
- Ну уж нет!
Йола решительно вломилась в заросли. Кусты зашипели рассерженными змеями, курточка затрещала
под колючками, на голом запястье осталась алая полоса, но девочка с упрямым сапом исчезла в зарослях.
- Йола, погоди, - сказал Максим. Но с места не сдвинулся.
Шорох затих. Мальчишки переглянулись, собрались уже окрикнуть, как треск послышался в обратную
сторону. Закачались кусты и выскочила покрышка, подняв тучи брызг, споткнувшись о ботинок Дика,
неловко завалилась в грязь. За ней гордо прошествовала девочка, отряхивая испачканные землей и еще
чем-то черным руки.
- Ну, что я вам говорила?
- А где машина? - наивно поинтересовался Максим.
- Значит, катили без машины, - беспечно сказала сестра. - Кто-то баловался. Ну все, идемте домой, я
уже есть хочу.
- Это не так просто, - хрипло сказал в стороне Дик. - Мы все-таки попались.
Он смотрит на лужу, где все еще колышется вода, и отражается покрытое рябью небо. Взгляды робко
устремились вверх, к настоящим небесам, жидким, почти молочного цвета, сквозь них, как цветные рыбки
сквозь мутную воду, проглядывают два солнца.
- Где это мы? - услышала Йола свой шепот. В тишине он прозвучал оглушительно.
Дик заговорил, не отрывая взгляда от неба.
- Говорят, в этом лесу нельзя спать, иначе попадешь в другое место. Все говорят - страшное, хотя мало
кто там был, и еще меньше возвращались обратно.
- Отсюда можно как-нибудь выбраться? - в голосе Максима слышатся сдерживаемые слезы.
Дик опустил взгляд, с трудом, словно заржавели какие-то шестеренки.
- Это как... вроде продолжения сна, что ли. Все попадают в одно место - в голову тому, кто уснул
первым. Или к нему в сон, не знаю, как правильнее. И выбраться оттуда можно только одним способом -
убить его. Тогда снова очнемся в нормальном мире.
- А как же тот, кто умрет? - напряженно спросил Максим.
- Никак, - пожал плечами Дик. - Он тоже... ну как это? Оживает. Это же вроде как сон. Я, правда, во сне
ни разу не умирал, не знаю.
Голос вязко влип в паутину между стволами, повисла гнетущая тишина, только мечутся испуганные
взгляды.
- А кто из нас первым уснул? - озвучил повисший в воздухе вопрос Максим.
- Я - только через три часа после вас, - сказал Дик, - держался до последнего, как на войне.
Брат с сестрой уставились друг на друга.
- Наверное, я, - голос Максима прозвучал сдавленно, как будто на шее сомкнулись невидимые руки.
Йола через силу улыбнулась.
- Спасибо, Максимчик, но нет. У меня прямо глаза слипались.
Девочка повернулась к лесу, взгляд скользит по ровным стволам, как водомерка по воде. Деревья
вытянулись в струнку, как будто гвардия перед госпожой, словно бы с ожиданием. В носу свербит от
резкого холодного запаха. Брат заметил раньше, что «так, наверное, пахнет азот».
Максим сказал в гулкой тишине:
- Мы найдем другой способ. Он ведь должен быть, правда, Дик? Дойдем до края леса... пусть это будет
даже край мира.
Они просто двинулись в неизвестность, без направления, без понятия, куда и сколько идти, но когда
изнутри грызет цель, усидеть на месте просто невозможно.
Максим ойкнул, нога утонула в широком отпечатке, наполовину заполненном водой. Повсюду
отпечатки ног, иногда еле заметные, иногда четко вбитые в грязь, они растерянно разбредаются в разные
стороны в тщетных поисках выхода из лабиринта.
- Это не мой сон, - сказала Йола, - точнее, не только мой. Здесь раньше... было много людей?
- Наверное, - скупо сказал Дик. - Мать и бабка много рассказывали, только я думал, это сказки.
Браконьеры, до них вроде цыганский табор по окрестностям шатался... не знаю, были ли они в лесу. А в
войну здесь партизаны укрывались. Говорят, они знали здешний секрет и заманивали в лес немцев. Мой
отец, когда мальчишкой был, даже автомат нашел. Еще раньше... уж не знаю. Но много здесь народу
побывало - факт. Вполне могли так натоптать.
- Но сейчас - никого, - задумчиво сказала Йола. - Либо поумирали, либо ушли, как те браконьеры.
Дик при этих словах со звериным упорством ломанулся вперед, только затрещали кусты. Максим
помедлил.
- Идем, Елка. До края леса еще идти и идти.
Идут молча, с пыхтением пробираются сквозь заросли, оступаются в следах, временами до краев
заполненных водой. Силы говорить остаются только у Максима, он вдохновенно вещает, вызывая у
сестры слабую улыбку.
- Даже если не найдем край леса, здесь можно жить! Жить как в книжке, дикарями, построить сначала
шалаши, а потом большой дом... готовить еду на костре, удить рыбу...
Мальчик замерз, слова все неспешнее, падают и разбиваются, как сосульки. Утро стало бесконечным,
прямые и равнодушные полосы света отражаются от луж, мокрых листьев и острой и прямой, как
хирургические стилеты, травы. Часы Максима стоят с самого момента, когда проснулись, Йола свои
оставила дома, но часа три прошло уже точно.
Впрочем, все равно. Забыт голод, забыта мокрая одежда и усталость, уже непонятно, где трещит - не то
ветки снаружи, не то в голове, нити, удерживающие разум от падения во тьму.
- Что это?
Максим остановился возле зарослей, среди блестящей, как смазанные велосипедные спицы, травы не
заметна одна особенно прямая. Когда Максим схватился за антенну, на пальцах остались следы ржавчины.
Мальчик взвесил в руках старый приемник. Повернул ручку громкости, и дети затаили дыхание.
Максим нервно хихикнул, глядя на застывшую с напряженным лицом сестру.
- А ты что ожидала? Что он заговорит?
- Да ну тебя!
Йола выхватила у брата приемник, собралась уже зашвырнуть в кусты, но радио вдруг ожило. Там
что-то тихо-тихо говорят, неразборчиво, но явственно. Голос пробирает до костей, ощущение такое, как
будто поймал волну с того света. Хотя, «тот свет» может быть как раз тут.
- Ты что-нибудь понимаешь? - напряженно спросил брат. Йола покачала головой. Все, что она понимает
сейчас, что радио заговорило именно у нее в руках.
Девочка дрожащими руками положила приемник на дорогу. Голоса умерли в пластмассовой коробке
так же ненавязчиво, как и родились.
Наверное, они уже начали сходить с ума. Вокруг никого живого, но вдалеке иногда мелькают
призрачные силуэты, похожие на мотыльков у далекого фонаря. Они купаются в тенях, скользят сквозь
деревья, все разные и какие-то пугающе-неестественные, чтобы быть настоящими. Сколько не
вглядывались, дети так и не смогли понять, обитатели ли это этого мира или завихряющийся в лучах
света туман.
Все чаще попадаются следы деятельности людей. Поляна, полная пеньков, срубы блестят свежей
смолой, прозрачными каплями забрызгано лезвие топора. Старый, прогнивший шалаш, под ногами
звякнул медный котелок, неподалеку нашлась ложка, такая тяжелая, что могла бы использоваться вместо
лома.
Остроглазый Дик заметил странный солнечный зайчик довольно высоко на дереве. Слазил, вернулся с
пыхтением, в руках блестит старый заляпанный компас. Девочка попросила выбросить находку -
единственная стрелка неизменно указывала на нее.
Это словно усталые сны обычного пригородного леса, - подумалось Йоле, - сны без туристов и почти
без их мусора, ибо совсем без мусора себя представить уже невозможно. Сны о былом великолепии, когда
небо держалось не на столбах дыма, а на кронах древ.
- Там дом! - сказал внезапно остроглазый Дик.
Деревья раздвинулись, давая разлиться свету, даже не дом, а остов сверкает рыжеватыми кирпичами,
многие крошатся, другие ощетинились острыми, как когти хищников, сколами. Снизу карабкается по стене
мох, окна и двери зияют провалами, в них заползает было свет... и замирает, испуганно глядя в темноту.
Крыши нет, над остовом сплели руки деревья, ветки беззастенчиво лезут внутрь, листья и тонкие ветки
торчат из окон, как волосы из носа.
На крыльце, приземистом, чем-то напоминающим большую жабу, кострище. Как две капли похожее на
их, но рядом валяются ружья, а еще какие-то мотки веревок, неприглядные на вид инструменты и - в
стороне - хищные зубастые капканы.
- Здесь никто не живет, - сказал безразлично Максим, - пошлите дальше...
- Нет! - резко сказал Дик. - Там кто-то есть...
В дверном проеме возникла тень. Свет упал косо и Йола вскрикнула. Максим открыл рот, но не смог
выдавить ни звука. Человек сильно клонится на бок, так, что похож на знак вопроса. Удивительно, как
вообще может ходить - живот разворочен, вокруг раны все черное и гнилостное. Взгляд беспомощно
рвется выше, но там еще хуже, лицо застыло гримасой ужаса и боли. А под маской...
Максим и Йола одновременно пискнули. В памяти всплыло душное нутро машины, пыльная обочина,
теплая бутылка минералки и заросший волосами безумец, грязные пальцы оставляют отпечатки на
боковом стекле. То же лицо...
Под болотными сапогами хрустнуло ружье, посыпался сор со ступеней. Руки потянулись к детям.
Не сговариваясь, они побежали. Захлестали по лицу ветки, из-под ног грязь, ныряешь то во тьму, то в
свет, как будто бежишь по шахматному полю, дыхание как рык трактора, а взгляд назад неизменно
выхватывает смазанный светом или укрытый тенью горбатый силуэт.
Вечность спустя они чуть не повалились друг на друга. Дик согнулся в кашле, Йола схватилась за его
руку, дрожь пролетает по телу, как ток. Макс уцепился за ближнее дерево, как будто собрался при первых
признаках опасности за него спрятаться, и тихонько всхлипывает.
- В-вроде убежали, - выдавил Дик сквозь кашель.
- Зачем ты его сюда притащила? - выкрикнул с истерическими нотками Максим.
- Это не я, - девочку все еще колотит дрожь, но она нашла силы обидится. - Я и сама испугалась!
Дик высвободил руку. Поднял с земли ветку, взгляд не отрывается от зарослей, где зашевелились вдруг
листья. Массивный сук врезался, разворошил, растревожил листву. Максим вздрогнул и зарыдал.
- Я хочу домой!.. Верни меня к маме, слышишь, Елка!
- Как, Максимчик?! Я же не супермен из этих твоих комиксов...
Разгорающийся было спор затушил Дик. Мальчик говорит негромко, но каждое слово как ведро ледяной
воды, а глаза лихорадочно блестят.
- Есть только один способ вернуться. Я же говорил.
Йола ойкнула и замолчала, большими глазами глядя на него. Максим сказал между всхлипами:
- Может, твоим ножиком?
Дик задумчиво смотрит на Йолу.
- Ножом нельзя, им же и убить можно... в смысле, кровь будет. Помнишь, мы обрыв проходили?.. Можно
столкнуть. Там водопад и быстро затянет на дно.
- Она плавать умеет...
Йола потерянно озирается, взгляд перебегает с одного на другого. Говорят так, как будто ее уже нет,
даже не спрашивают - пойдет ли она, страшно сказать, на... - даже язык не поворачивается выговорить - на
это. А они все говорят, с каждой секундой взгляды становятся все равнодушнее, а голоса дрожат все
меньше.
Йола воскликнула со слезами в голосе:
- Вы еще этому меня отдайте!
- А что! - воодушевленно воскликнул Максим. И замолчал, испуганно глядя на Дика. Тот сглотнул
бледность пробилась даже сквозь броню из хладнокровия и смуглой кожи. Одновременно пристыжено они
посмотрели на Йолу. Девочка спросила:
- Что он тут делает? Да еще в таком виде! Мы с братом видели его нормальным.
- Как же, нормальным, - буркнул Максим. - Псих!
Дик облизнул губы.
- Н-не знаю. Хотя... он ведь уже был здесь.
Максим спросил сиплым голосом:
- С теми охотниками, ведь верно?
Дик кивнул, не поднимая глаз. Йола попятилась, пока в спину не уперся ствол, на голову и плечи
посыпался сор. Голос зазвучал на высокой ноте:
- Вы видели его грудь? Они застрелили его, чтобы выбраться из леса. Ужасно, бедняга этого не перенес
и сошел с ума... И вы... вы хотите сделать со мной то же самое?
Голос натужен, как тучи перед тем, как разразится ливнем. Волосы спутанными, неопрятными струями
горного ручейка спадают и покрасневшее лицо.
- Елка, - Максим поднялся, отряхнул со штанов хвою. Протянул сестре руку, - мы найдем другой
способ вернуться. Так ведь, Дик?
Дик не ответил, стало вдруг слышно, как колотятся, как птица о прутья клетки, зубы. Секунда - и брат с
сестрой увидели то, что увидел он. Спина к спине каббалистическим треугольником, рука ищет руку,
живую и теплую, пот струится по шее, заливает широко распахнутые глаза. Сквозь деревья, кусты,
выступают со всех сторон фигуры, человеческие, но это облегчения не приносит. Взгляд мечется, уже
почти безумный, они не могут быть настоящими, не могут ходить с такими ранами и уродствами...
Они подступают в абсолютной тишине, под ногами не прогибается трава, не хрустят листья, не
волнуется вода, пришельцы там даже не отражаются.
- Посмотри на их глаза! - услышала Йола.
Глаза - единственное, что живет в этих бесплотных фигурах. Они перебегают с одного человека на
другого, там можно прочесть эмоции, невысказанные слова, даже скорбь. В глазах неведомо как держится
разум, это все равно, что вода в разбитой чашке.
Призраки остановились, разом, как по команде, плотным кольцом вокруг детей. Впереди тот охотник,
сейчас, в компании себе подобных он уже не кажется таким впечатляющим. Разве что глаза такие же
живые. Не подернутые пленкой безумия, как у того, кого они видели из машины.
- Кто вы такие? - выдавила Йола.
В ответ молчание. Сомкнутые рты и живые взгляды.
- Кто это? - тихо спросил Максим.
- Хозяева леса, - хрипло ответил Дик. - Они все умерли... за то, чтобы выбраться отсюда.
- Не просто умерли, - сказала Йола. В горле встал комок и она сглотнула. - Посмотрите на эти раны!
Их убили свои же товарищи.
- Что они от нас хотят?
- Ждут, - одними губами сказала Йола, - ждут прибавления в своих рядах.
Из круга, ловушки очень легко выбраться. Всего-то, вонзить ножик, который беспомощно валяется у ног
Дика, в грудь хозяйке сна. И все исчезнет, мальчики снова окажутся дома. Вот только Йолы с ними не
будет. Будет пустота, тело без разума.
Дик и брат это понимают. Как и понимают, что другого шанса вернуться домой у них, возможно, не
будет. Сердце замерло, когда они бросили на нее многозначительные взгляды. И застучало вновь, когда
плечи сдвинулись, закрывая от оживших кошмаров. Дик отшвырнул ногой в сторону нож.
Охотник шагнул к ним, качнулся, на миг возникло ощущение, что гротескный вопросительный знак
сейчас завалится на бок. И протянул ладонь.
- Елка... - тревожно сказал Максим.
Девочка раздвинула их, без страха шагнула навстречу охотнику, протянутой руке. Каждый из этих
молчунов уже познал цену человеческой жизни, шагнул за черту, которую нельзя переступать. Каждый -
дверь в другой, в нормальный мир. Только вот открывается она не каждому...
- Они меня не тронут. Я же тоже вроде как хозяйка леса... - Йола повернулась к Максиму и Дику, на
губах они увидели улыбку, - хотя и несостоявшаяся. Спасибо вам за это.
Руки соприкоснулись - и мир упал, завертелся где-то внизу, как засасываемая вертуном щепка. Утонул
во тьме опущенных век, в полумраке раннего утра и затхлого запаха леса. Сквозь скворчание догорающего
костра зевнул Дик, что-то буркнул под нос Максим. Йола знает - им сегодня снился один и тот же сон.

Добавлено (25.Ноябрь.08, 18:03)
---------------------------------------------
Я бы попросила хоть кого-нибудь оставить коммент Я не могу выкладывать рассказы дальше - размер поста ограничен, а я не модер.

Самая страшная в мире история

Вот уже третью ночь семинарист Хома Брут читал молитвы в старой церкви над гробом усопшей дочери пана, очертив на полу круг мелом. Первые две ночи ведьма вставала из гроба и ходила рядом, творя черные заклинания,
но не в силах переступить черту. Но Хома чувствовал что самое страшное случится в последнюю ночь. Так и стало - вдруг средь тишины послышался шум как от множества летящих крыльев, раздался жуткий вой и изо всех щелей
несметная сила чудовищ ринулась в церковь. И в миг все пространство было наводнено страшными чудовищами и места не было ступить в сторону. Не в силах увидеть Хому в круге, нечистая сила металась рядом, едва ли не цепляя
его своими крылами, когтями, клешнями, жвалами и рогами. Они искали Хому Брута, но не могли увидеть.
- Ступайте и приведите Вия! Вий нам укажет его! - вдруг раздался истошный вопль ведьмы.
Тотчас же все умолкло и в наступившей тишине послышалась тяжкая поступь. Взглянув искоса, Хома с ужасом увидел как семеро жутких существ ведут под руки громадное лохматое страшилище, напоминавшее гигантского
паука, человека и волка в одно время. Тяжело ступал он, поминутно оступаясь. Остановившись посреди залы, Вий ощерил рот и произнес густым подземным голосом:
- Поиск Хомы Брута. Начать?
- Да! - заорали упыри и вурдалаки изо всех углов церкви.
- О'кей. - ответил Вий и принялся своими узловатыми ручищами шарить вокруг себя, не сходя с места. Вскоре натолкнулся он на морды упырей, приведших его, и объявил, - Обнаружена старая версия нечистой силы! Для
продолжения удалите старую нечистую силу!
По рядам нежити прошел тяжкий вздох, и наконец старые упыри и вурдалаки поднялись и вышли, остались лишь молодые. Церковь вполовину опустела.
- О'кей, теперь порядок. - сказал Вий. - Поздравляю, вы пригласили Вия! Для поиска Хомы Брута нам потребуется сорок три минуты. Перед началом мне необходимо уточнить свою конфигурацию. Начать?
- Начать! - заголосили упыри.
Существо замерло и казалось мыслью было погружено внутрь себя.
- У меня обнаружены органы: клыки, раздвоенный язык, гланды. Удалить гланды?
- Не время! - пискнул кто-то из совсем молодых упырей и тотчас испуганно смолк.
- О'кей. - согласился Вий. - Отмена. Продолжаю поиск на лицевой стороне. Обнаружены органы - щетинистый подбородок, нос крючком, гланды... Обнаружены еще одни гланды! - Вий тревожно поцокал языком и добавил
озабоченно, - Возможен конфликт органов! Удалить вторые гланды?
- Удалить. - растерянно ответили ему.
- О'кей. Начинаю удаление. Стоп! Это не гланды, это веки. Оставить?
- Оставить! - закричали со всех сторон.
- Оставляю. Обнаружен орган - глаза.
- А-а-а!!! - торжествующе провозгласили упыри.
- Глаза не может быть использован для прямого доступа из-за конфликта с органом веки. Удалить глаза? Оставить?
- Оставить!
- О'кей. Поднять веки?
- Да!
- Ошибка. Попробовать еще раз?
- Да!
- Ошибка. Попробовать еще раз?
- Да!
- Ошибка. Попробовать еще раз?
Нежить тревожно смолкла. Вий подождал ответа, и, не дождавшись, предложил:
- Попробуйте поднять веки вручную?
Тут же все сонмище кинулось подымать ему веки.
- Глаза открыт в режиме доступа! - заявил Вий и сей же час начал оглядываться.
Хома Брут сжался от страха. Вий повертел головой из угла в угол, посмотрел на двери, на окошки под потолком и сказал:
- Поздравляю, вы пригласили Вия! Слишком мало места для работы в церкви. Закройте все окна и удалите часть нечистой силы.
- А окна зачем закрывать? - пискнул маленький упырь и вновь испуганно умолк.
Вий пожал плечами как если бы речь шла о само собой разумеющемся и предложил:
- Попробуйте заменить церковь?
Без дальнейших пререканий толпа чудовищ разделилась и немалая часть их покинула церковь. Оставшиеся чудища взлетели и запахнули железные окна под потолком.
- Поздравляю, вы пригласили Вия! Начинаем поиск! - сказал Вий и начал сызнова оглядывать вокруг себя, - Обнаружена церковь. Обнаружен пол, обнаружены вурдалаки, упыри, оборотни, вампиры. Обнаружен циркуль. Пардон, круг на полу. В круге обнаружен... Ошибка! Мало памяти - я забыл как выглядит Хома Брут.
Сей же миг нежить наперебой стала описывать облик Хомы Брута своими жуткими голосами, да столь подробно, что Хома не переставал дивиться тому, забыв про лютый страх. Наконец все смолкли.
- Поздравляю, вы пригласили Вия! - сказал Вий, нарушив тишину, - Продолжение поиска. Обнаружена церковь, нечисть, пол, круг, а в круге...
Хома почувствовал как сердце его ушло в пятки.
- Вот он! - Вий вытянул вперед корявую лапу и уставил на Хому свой палец, но промахнулся и указал на маленького упыря, оказавшегося близ круга.
- Это не я! Это не я! - заверещал было тот, но вмиг был разорван на клочки.
- Ошибка. - объяснил Вий. - Попробуйте установить пальцы более высокого разрешения.
- Вий, ну пожалуйста, ну попробуйте еще раз! - взмолились упыри и вурдалаки.
- Попробуйте заменить церковь?
- Ну Вий, ну пожалуйста, ну что вам стоит?!
- О'кей, - согласился Вий. - Поздравляю, вы пригласили Вия.
Продолжение поиска. Обнаружена церковь. Обнаружена нечисть. Обнаружен пол. Обнаружен круг...
Вий замер и наступила тишина. Казалось взгляд его указывает на Хому, но Вий лишь смотрел поверх его головы на дальнюю стену церкви.
- Обнаружены иконки! - объявил он.
- А-а-а!!! - возмущенно закричало сонмище.
- Перенести?
- Да!!!
- Начинаем перенос иконок! - скомандовал Вий. - По окончании переноса иконки не могут быть восстановлены! Согласны?
- Согласны!!! - радостно закричали чудища.
Забыв о Хоме, нежить ринулась на стену, сдирая иконки, круша и ломая их и кидая в дальний темный угол. Хома было решил покинуть таинственный круг и улизнуть в общей суматохе, но так и не набрался духу - он лишь крестился и твердил молитвы, стараясь не глядеть на такое богохульство. Через час разгром церкви был окончен, и Вий продолжил поиск:
- Обнаружена церковь, обнаружена нечисть...
Вдруг прокричали первые петухи.
- Быстрее, Вий, у нас рабочий день кончается! - заволновалась нечистая сила, но Вий казалось не слышал.
Напротив, замогильный голос его стал еще более размерен и тягуч. Он продолжал неспеша оглядываться, называя именами все вокруг. Наконец взгляд его снова упал на Хому в центре круга. Тут прокричали вторые петухи, но Вий уже поднимал свой жуткий корявый палец:
- Об-на-ру-жен пол. Об-на-ру-жен круг. Об-на-ру-жен Хоо... - он на миг запнулся, - Системная ошибка! Попытка деления на букву "о"!
С этими словами Вий покачнулся и грузно рухнул на пол. Дрогнули стены и зазвенели стекла в витражах. Чудища остолбенели от неожиданности, а затем ринулись ставить его на ноги, и через некоторое время это им удалось.
Вий сперва лишь оторопело мотал головою, вспоминая зачем он здесь.
- Поздравляю, вы пригласили Вия! - и опять он грузно упал.
Ему снова помогли встать, и наконец Вий окончательно вернулся в себя:
- Поздравляю, вы пригласили Вия! Поиск Хомы Брута. Обнаружена церковь. Обнаружена нечисть. Обнаружен пол. Обнаружен круг. В круге обнаружен...
- Сгинь, проклятый! - не стерпев ужаса заорал Хома Брут не своим голосом и замахнулся на Вия кулаком.
Вий от неожиданности моргнул и его веки со щелчком хлопнули в воздухе.
- Вий! Где Хома? Это он кричал? Что случилось? - неперебой затараторили вурдалаки, упыри и оборотни.
Вий стоял неподвижно.
- Орган веки совершили недопустимую операцию и будут закрыты. Согласны?
- Нет!!! - заорала нечисть в ужасе.
- Поздно. Органы веки закрыты и не могут быть открыты до завершения сеанса. Для завершения сеанса выведите меня отсюда и снова введите.
Вий покачнулся и грузно рухнул на пол. Чудовища заново бросилась поднимать его тяжкую тушу, но тут прокричали третьи петухи. Бросив Вия лежащим на полу, испуганная нежить ринулась кто как попало в окна чтобы
поскорее вылететь, но не тут-то было - окна были закрыты. Так и остались они там, завязнувши в окнах.

Получив у пана обещанную тысячу червонных, Хома Брут возвращался в город, в семинарию. Ярко светило полуденное солнце и за плечами звякали монеты в узелке. Когда Хома проходил мимо церкви, он видел как в
распахнутых настежь дверях метался местный священник, не в силах вынести такого посрамления Божьей святыни, и долетали оттуда грозные крики:
- Сгинь! Сгинь нечистый! Я должен вести службу!
- Компонент Вий не может быть удален так как является системным. - раздавался в ответ густой замогильный голос, - Дружелюбный интерфейс...
- Сгинь нечистый!
- ...позволяет обеспечить работу с пользователем и обеспечить
стопроцентную надежно-о-о-о... Системная ошибка! Попытка деления на букву "о"! Продолжить поиск Хомы Брута? Да? Нет? Отмена?

Островок Сандрей, один из Внешних Гебридских островов, расположен к югу от острова Барры, и его омывает безбрежный Атлантический океан. Вокруг островка кипят волны с белыми гребешками, а на берегу всегда дует соленый резкий ветер. Над островком, пронзительно крича, проносятся морские птицы: чайки с жалобными голосами и устрицееды, что, выпятив грудь и распластав крылья белым крестом, летают с криком: "Би-глик! Би-глик! Би-глик!" (Осторожней! Осторожней! Осторожней!)

На этом островке когда-то жил один пастух. Жену его звали Мэриред. Она дружила с одной "мирной женщиной", как в старину называли фей. (А еще племя фей называли: "добрые соседи" и "маленький народец".)

Эта фея была крошечная женщина с остреньким личиком, блестящими глазками и смуглой кожей орехового цвета. Жила она в зеленом, поросшем травой холмике, что возвышался неподалеку от дома пастуха. Каждый день фея семенила по тропинке к его дому, сразу же входила в комнату и, подойдя к очагу, где горел торф, снимала с огня и уносила с собой большой черный котел. Все это она проделывала молча, а перед самым ее уходом Мэриред ей говорила:

В горн кузнец насыплет углей
И чугун раскалит докрасна.
Надо котел, полный костей,
Ко мне принести дотемна.

Вечером фея возвращалась и оставляла на пороге дома котел, полный вкусных мозговых косточек.

И вот как-то раз пришлось Мэриред отправиться на остров Барру, в его главный город - Каслбей. Утром перед отъездом она сказала мужу:
- Когда придет "мирная женщина", скажи ей, что я уехала в Каслбей. А она пусть возьмет котел, как всегда берет.

Потом Мэриред уехала, а муж ее, оставшись один в доме, принялся крутить жгут из стеблей вереска. Немного погодя он услышал чьи-то легкие шаги, поднял голову и увидел, что к дому подходит "мирная женщина". И тут ему почему-то стало жутко. Он вспомнил вдруг все рассказы о том, как феи заколдовывают людей, вскочил с места и, как только "мирная женщина" подошла к порогу, захлопнул дверь.

Надо сказать, что "маленький народец" очень вспыльчив и легко обижается. Блестящие глазки феи засверкали гневом - так ее рассердила грубость пастуха. Она ступила ножкой на выступ под окном, а оттуда вскарабкалась на крышу. Потом наклонилась над дымовым отверстием и что-то крикнула. Это был зловещий, пронзительный крик.

Пастух в ужасе прижался к двери и вдруг увидел, как большой черный котел подпрыгнул раз, потом еще раз и... вылетел в дымоход. Но там его сейчас же ухватила чья-то сухонькая смуглая ручонка. Не скоро осмелился пастух открыть дверь своего дома, а когда открыл, феи уже не было.

В тот же вечер Мэриред вернулась с корзинкой, полной свежей сельди, и первым долгом спросила мужа, почему котел не вернулся на свое место в очаге.

- Ведь "мирная женщина" всегда возвращала его засветло, - добавила она. - Неужто позабыла? Не похоже это на нее.

Тут муж рассказал ей про все, что с ним приключилось, пока она была в отъезде, а когда досказал, Мэриред крепко выругала его за глупость. Потом она встала, взяла фонарь и побежала к зеленому холму, где жила фея. Светила луна, и при ее свете Мэриред отыскала свой котел. Он стоял у подножия холмика и, как всегда, был полон вкусных мозговых костей. Мэриред подняла котел и уже повернулась, чтобы идти домой, как вдруг чей-то нечеловеческий голос крикнул:

Молчунья-жена, молчунья-жена,
Что к нам пришла из дремучих лесов,
И ты, что стоишь на вершине холма,
Пустите по следу злых, яростных псов!

И тут с вершины холмика донесся дикий визг. Кто-то темный, что там cтоял, спустил со своры двух лежащих у его ног заколдованных псов. С громким протяжным лаем псы сбежали с холмика. Хвосты их были закручены над зелеными спинами, языки вывалились и болтались между острыми клыками.

Мэриред услышала, что кто-то за нею гонится, оглянулась и пустилась бежать, не помня себя от страха. Она знала, что псы фей могут догнать и растерзать все живое, что встретят на своем пути. Но как ни быстро она бежала, зеленые псы стали ее нагонять - она уже чувствовала, как их дыхание обжигает ей пятки, и подумала: "Еще миг, и они схватят меня зубами за щиколотки!"

И тут Мэриред вспомнила про кости в котле и догадалась, как ей спастись. Она сунула руку в котел и на бегу стала бросать на землю кости, перекидывая их через плечо.

Псы фей жадно хватали кости, и Мэриред обрадовалась, когда они немного отстали. Наконец она увидела свой дом и вскоре подбежала к двери. Но вдруг услышала, что псы опять ее догоняют, и в отчаянии крикнула мужу из последних сил:

- Впусти меня!

А как только ворвалась в дом, рухнула на пол за порогом. Муж тотчас захлопнул за нею дверь. И тут они услышали, как псы фей свирепо царапают когтями дверь и яростно воют.

Всю ночь Мэриред с мужем просидели, дрожа от страха, - спать и не ложились. Когда же утром, наконец, отважились выглянуть за дверь, увидели, что она с наружной стороны вся исцарапана когтями зеленых псов и обожже- на их огненным дыханием.

С тех пор "мирная женщина" больше не приходила за котлом, а Мэриред и ее муж всю свою жизнь боялись попасться на глаза своим "добрым соседям" - феям.

Будь верен тому, кто верен тебе. Плавт

Люди уходят из моей жизни...Люди вторгаются в мою жизнь...А я просто одеваю очки и вставляю наушники, включаю любимую музыку, пью кофе и живу дальше…И что важно-ровно дышу…Без сбоев с ярлыком"LOVE"...Без сбоев с ярлыком"YOU"(С)

В ауте!!